Чужак, Цыгуров, рюмка

– Как вас отыскал «Локомотив»?

– На меня вышли через одного из чешских хоккеистов. Президент «Локомотива» Юрий Яковлев прилетел в Брно. Обговорили условия. По деньгам было намного лучше, чем в Чехии. Взяли паузу в два дня: мне – подумать, им – принять решение, нужен ли я. «Локомотив» позвонил на следующий день. А у меня был готов ответ сразу – через два часа.

– Волновались?

– Да. Например, язык знал очень плохо. Поначалу понять-то человека мог, а самому сказать не получалось. И еще – я не знал, как здесь делается хоккей. Очень сильно переживал, как меня примут коллеги в России. Для меня это всегда важно, я привык дружить с людьми. Мне казалось, с этим здесь будут проблемы, меня воспримут как чужака, который приехал отнимать работу.

– А потом?

– А потом я понял, как ошибался. Геннадий Цыгуров при первой встрече подошел: «Владимир, я желаю тебе удачи». И где-то 90 процентов тренеров – Юрий Моисеев, Сергей Михалев, Валерий Белоусов – по-доброму отнеслись. Приглашали и рюмку после матча выпить.

– А 10 процентов – это кто?

– Фамилии не назову. Но в газетах, помню, говорили: «Зачем он приехал?»

– Нам Вадим Шахрайчук рассказывал, что вам не дали провести предсезонку так, как вы хотели.

– Состав команды не менялся в течение нескольких лет, все привыкли к предсезонке Воробьева. Я только изменил работу на льду.

– Дмитрий Красоткин говорил, что у Петра Ильича хоккеисты могли 45-60 минут отрабатывать «один в один», «два в два», «три в три». Или играть пятерка на пятерку в течение часа, а проигравшие шли прыгать через барьеры.

– Вот этого у меня не было. У меня другой подход. Я больше работал «два в один», «три в два». И не по часу.

– Дэвид Немировски удивлялся, когда ему говорили, что «Локомотив» построит новую европейскую базу: в Европе-то он баз не видел вовсе.

– Там как было. Все игроки имели хорошие квартиры, хорошие постели – и поэтому мне непонятно было, зачем их запирать на базе в худших условиях. Я хотел вообще убрать сборы. Это было бы демонстрацией доверия к хоккеистам, призывом быть профессионалами. Сразу этого сделать не дали. Но постепенно сводили к минимуму пребывание на базе: перед игрой только там ночевали.

– Все рассказывают, что вы либерально относились к тому, что хоккеисты пьют пиво.

– Вы знаете, ребята всегда выпивали бы это пиво – как бы я к этому ни относился. Здесь ведь две дороги: сделать вид, что не заметил, или раздуть проблему, кого-то отчислить. Я не раздувал проблему.

– Шахрайчук рассказывал про случай на сборах, когда игроки были с пивом, вы шли мимо, – и все начали прятаться. Помните этот эпизод?

– Да, это было в Словакии. Я не люблю, когда команда выпивает. Я должен был их наказать – даже при всем моем, как вы говорите, либерализме. А не наказал как раз потому, что игроки, когда я прошел мимо, не продолжили застолье, а направились обратно в гостиницу. В этом случае надо было закрыть глаза.

– Вы ведь редко кричали на игроков.

– Кричал редко, но моменты, когда закипал, были. Если я начинал ругаться по-чешски, игроки понимали, что их тренер сегодня злой.

– Вы были первым тренером, который перед каждым матчем мог поговорить с прессой. И в прошлом сезоне мы с вами общались перед последней игрой «Динамо» – «Ак Барс». Зачем вам это?

– У нас в Чехии нет такой приметы – не говорить ни с кем, закрыть все двери, никого не пускать. Время перед матчем – самое сложное для тренера. Оно кажется очень долгим, нервы натягиваются. Для нервов, для сердца тренера лучше с кем-нибудь поговорить – не о хоккее. Это снимает напряжение.

– А напрягало, что от вас после каждого матча, независимо от результата, требовали объяснить, – почему сыграли так, почему выпустили в большинстве тех, а не других.

– Это просто метод работы «Локомотива». Да, для меня это было что-то новое. После первого чемпионства ничего не изменилось. До нового года я ходил к Яковлеву на разборы игры. А с января 2003-го это убрали. Но вообще хорошо все, что приносит результат.

– Приходилось переучивать хоккеистов?

– В каких-то моментах – да, для того, чтобы они вписывались в общую концепцию. Я не мог понять, как защитник, который обладает всеми техническими навыками и светлой головой, после отбора в своей зоне бросает шайбу вперед – и бежит за ней, если мастерство позволяет ему пройти это расстояние с шайбой. Я спросил игрока: зачем ты так делаешь? Он объяснил: «Если бы я так не сделал при Петре Ильиче, то уже был бы на лавке». Я не говорю, что мой подход лучше, а у Воробьева хуже, нет – я его очень уважаю. Просто в чем-то наши взгляды на хоккей разнятся.

– Российские расстояния вас пугали?

– Но я был в курсе. Селекция в Ярославле работала очень хорошо. А Буцаев нужен был левым краем в звено к Шахрайчуку и Коваленко. Помню только случай с каким-то канадцем, он, я слышал, потом в НХЛ подписался. Этот товарищ ночью появился у нас на базе. Утром – на тренировке, где я его увидел. Вечером его уже не было.

– В смысле – вы распорядились?

– Нет, я бы не успел: он сам быстро принял решение, что взял такси и уехал. Мы тренировались в старом дворце тогда – может, это его смутило. Или ночь на базе повлияла.

– В то время весь российский хоккей боялся Александра Юдина.

– О, я с ним друг. Молодец, хороший парень – дрался только за команду. В жизни приятный человек. У нас в таком амплуа мог выступить Вадим Шахрайчук. Однажды в Магнитогорске один их игрок въехал в нашего вратаря. Вадим бежал за ним через всю площадку, догнал и побил.

– С Егором Подомацким у вас не было проблем?

– В самом начале у нас состоялся разговор после не очень удачных матчей. Говорил, в общем, я, а Егор слушал молча. Он, вы ведь знаете, не такой уж общительный парень. Потом Подомацкий сказал: «Такого больше не будет», – и за два сезона у меня к нему не было вопросов.

– После прошлого сезона в «Динамо» вы сказали: «Мне не хватило такого игрока и помощника, каким был в «Локомотиве» Коваленко».

– Такие люди всегда нужны команде. Коваленко для «Локомотива» – это как Морозов для «Ак Барса».

– Многих тренеров, наоборот, волнует слишком большой авторитет хоккеиста.

– А все зависит от того, на какой стороне этот игрок – с тренером или против тренера. У нас с Андреем было много разговоров. Я дал ему понять, что мы с ним – вместе. Были и сложные моменты. Со звездами всегда проблемы, но без них – плохо.

– Кого вы открыли в России?

– Ванька Ткаченко, можно сказать, раскрылся при мне. Хотя я же его отчислил сначала.

– Расскажите.

– Я когда пришел – не знал игроков. Было 19 нападающих. Он новичок, ему 20 лет. Я ему сказал: «Тут ты не попадаешь в команде, поиграй год в Нижнем Новгороде». Он ушел, а потом на предсезонке нам три гола забил. Я ему в тот день ничего не сказал, но через три дня он уже был в Ярославле.

– Почему вас не могли обыграть два года?

– Был стабильный состав. Три сильнейшие пятерки, каждая из которых играла по-своему: одна брала силой, другая – техникой, третья – и силой, и техникой. А за место в четвертой бились молодые игроки: Суглобов, Непряев, Пашка Воробьев. Они горы сворачивали, чтобы доказать, что достойны. А еще причина – пришел Андрей Коваленко.

– Чувствовали, что вас боялись?

– Да. Во втором сезоне многие нам проигрывали еще до матча. Но «Северсталь» Михалева и «Салават» Николаева, например, бились всегда.

– Жалеете, что уехали в «Ак Барс» после второго золота?