Александр Лютиков, Алексей Шевченко
– Вы назначили интервью на утро. Легко просыпаетесь?
– Когда как. Все зависит от магнитных бурь на солнце. Но обычно довольно быстро включаюсь в день.
– Лениться себе не позволяете?
–
Это не про меня. Если я запланировал, что бегу кросс или иду в
тренажерный, то отменить это может только какой-то форс-мажор. А из-за
того, что очень хочу спать или трудно просыпаюсь, никогда ничего не
отменяю. Стараюсь себя гонять.
– Считается, что чем больше зарабатываешь, тем труднее мотивировать себя.
– Вопросы про большие заработки – это, наверное, не ко мне. К Овечкину. Я много не зарабатываю.
–
Вы говорили про обстоятельства, из-за которых можно пропустить
тренировку. Но никто не знает, почему вы пропустили чемпионат мира в
Квебеке.
–
Были причины. Я забыл это уже. Зачем возвращаться к тому, что прошло?
Представляете, я бы приехал, а мы б не выиграли чемпионат мира. А с
Женей в воротах взяли золото.
– Вас ненавидели после отказа.
–
Право людей. Что я могу сделать, если люди вокруг что-то говорят. Я же
не завяжу им языки. «Молитесь за ненавидящих вас и проклинающих вас».
– У вас развита реакция не только вратарская. Говорить так связно и интересно вас не на семинарах в НХЛ научили?
–
В том году я был, да. Рассказывали, как вести себя перед камерами.
Главное, чтобы не было вот этого: «А-а-а-а... М-м-м-м... Э-э-э-э...»
Это портит показ. Лучше вместо «эканья» сказать: «Дайте мне подумать».
Или: «Интересный вопрос». Я вообще говорю с прессой только на те темы,
которые мне интересны. И если меня спросят: «Как вы относитесь к тому,
что в вашей команде играет гей?» – то я скажу: «Ребят, меня это не
касается, он меня не трогает и пусть себе играет».
– Почему вы не говорили ни с кем перед чемпионатом мира?
–
А это постоянные вопросы ни о чем и ни к чему. «А что будет завтра? А
кто выйдет играть?» Ну кому они нужны? Кто выйдет – тот сыграет. А
начнешь на все это отвечать – на тебя вывалят телегу вопросов: «А что
скажете о канадцах? Ждете с ними встречи через месяц в финале?»
– Что вас с Тольятти связывает?
– У меня там живут мама, папа, сестра, дедушка. Я вырос в этом городе.
– Эдуард Горбачев рассказывал, как в 90-х в этом городе на улице из гранатомета стреляли.
–
Когда делили завод, было такое – и часто. Существовали криминальные
группы. Но меня это не занимало совсем. Я играл в хоккей, а кого
задержали, повязали или взорвали – узнавал из газет. Но недавно был в
Тольятти, общался с ребятами из команды 1980 года рождения. Узнал, что
несколько наших товарищей уверенно зашагали дорогой, которая ведет в
никуда. Наркотики и прочая дрянь.
– Чувствуете, что Тольятти – депрессивный город?
–
В Тольятти пугает неизвестность. Люди весь август не работали. Сейчас
рабочим завода пришлось подписать соглашение, что им будут оплачивать
20 часов в месяц. У семей нет денег, но надо за все платить: собрать
детей в школу, квитанцию за квартиру оплатить, кредиты эти. Веселого
там мало.
– Похож Тольятти в этом плане на Детройт?
–
Ох, Детройт – особенный город. Он как после бомбежки. Серый, унылый,
старый, покосившийся город. Одно из худших мест, на которое можно
наткнуться в Америке. Столько домов с заколоченными окнами я нигде
больше не видел.
– Кто-то из родных работает на заводе?
– Папа – электриком.
– Вы всегда были уверены, что пробьетесь в хоккее?
– Не хотел бы говорить. Не хочу показаться самоуверенным.
–
Нам как раз рассказывали, что вы в молодости говорили: «Я, ребята, тут
ненадолго. Скоро уеду в Америку и буду звездой». Было такое?
–
Не исключаю. Похоже на меня тогдашнего. Сейчас я сдержаннее и скромнее.
Тогда были люди, которые не верили, что я чего-то смогу там добиться,
были те, кто мешал этому. Но, по-моему, последнее дело говорить
кому-то: «А помнишь, ты считал, что я не смогу? Что скажешь теперь?"
– А сами вы всегда в себя верили?
– Да. Мое убеждение: если человек работает честно и серьезно, у него все получится.
–
Вы довольно долго играли в фарм-клубе. За это время среднего
российского хоккеиста раза четыре должна посетить мысль рвануть домой.
–
У меня бывало. Ты играешь, тебе говорят: «Завтра мы тебя поднимем.
Завтра, завтра, завтра». А этого завтра не наступает. И кажется, что ты
все делаешь впустую, все усилия – зря. Но родные люди останавливали
холодным умом. Говорили: «Ну бросишь ты это – что ты кому докажешь?»
Вообще я убежден, что нельзя бросать играть ни в какой ситуации. Как бы
ни играла команда, какой бы ни был тренер – не бросай. Нормального
игрока всегда видно. Того, кто халтурит, – тоже.
– Какой самый мудрый совет слышали в жизни?
– Одного старого еврея спросили: «Куда нужно вкладывать деньги?» Старый еврей сказал: «Деньги надо вкладывать в детей».
– С вами можно поговорить до матча?
–
Конечно. Только не о хоккее. Мне неинтересно разговаривать о хоккее. Не
хочется быть автоматом. Не надо меня спрашивать и про турнирную таблицу
– ее я очень редко смотрю.
– Если дать вам большую американскую газету, в которой обо всем, что открываете в первую очередь?
– Политику – все, что связано с Россией и Америкой. Европа интереса не вызывает.
– Ваша библиотека – это сколько полок?
–
Мне много что интересно. Читаю вообще разное. «Апология Сократа»,
«Государство» Платона, сейчас закончил читать «Анну Каренину», взялся
за «Войну и мир».
– Андрей Назаров ее девять раз читал – по данным за 2004-й год. Сейчас, может, больше.
– У меня тоже легко пошло.
– Что не нравится в Америке?
– Я привык. Мне и там нравится, и здесь.
– И гамбургеры любите?
–
О, они бывают просто потрясающие. Все думают, что из-за них толстеют.
Но толстеют из-за жиров и масла. Поэтому ты идешь в магазин, берешь
100-процентную говядину – получается очень вкусно и не жирно. Я
гамбургеры себе делаю сам. Люблю пожарить мясо, ребрышки.
– Привыкли пить кофе из бумажного стаканчика?
– Это у нас в раздевалке. Сделал себе кофе. Поулыбался всем, спросил, как дела, рассказал про свои, – и за работу.
– Ритуальность этих улыбок не чувствуете?
–
Раньше – да. Фальшивыми казались. Но сейчас по-другому считаю. Пусть
человек в ответ на вопрос «как дела?» фальшиво улыбается, чем начинает
всерьез рассказывать, как у него дела. Там никто не хочет видеть и
знать, какие у тебя проблемы. Ты пришел на работу – будь счастлив, не
грузи никого. Солнце встало, все живы – радуйся.
– Сергей Зубов недавно поделился: «Там все в быту очень удобно. Один звонок – проблема решена».
– Это правда.
– Три года назад вас спросили о сумме вашего нового контракта с «Анахаймом». Вы сказали: «Про деньги нельзя говорить в России».
– А зачем спрашивать? Есть финансовая тайна.
– В КХЛ – да. Но за океаном-то зарплаты открыты. Там зарплата – показатель уровня хоккеиста.
–
Все так, только показатель уровня – на момент подписания контракта.
Пример: парень подписывает трехлетнее соглашение на 800 тысяч в год. Во
второй сезон он уже играет на 5 миллионов, но продолжает получать 800
тысяч.
– Вы во вратари как попали?
–
Я просто плохо катался. Пришел в секцию – и вообще не умел стоять на
коньках. А ребята моего года уже рассекали вовсю. Я не мог
соревноваться с ними, не мог отбирать шайбу. Поэтому я встал в ворота и
стал ловить.
– Принято думать, что вратари – ребята не то чтобы с приветом, но на своей волне.
–
Это здесь принято. А в Северной Америке вратарь – это человек, который
выигрывает матчи. Там нет такого отношения, как у нас раньше в
большинстве команд и ДЮСШ: «А, вратарь, все с ним понятно». В Америке
ты чувствуешь уважение. Потому что без хорошего вратаря хоть кого в
команду возьми – ничего не выиграешь.
– Эмери давно знаете?
–
У этого парня очень тяжелая судьба. У него не было родителей, он рос в
приемной семье. Это могло наложить отпечаток на его жизнь. Настоящий
одиночка.
– Правильно думать, что теннисный мяч и стенка – это самый простой вратарский тренажер?
– Никогда этим не пользовался. А что так натренируешь?
– Один из вратарей набивал на стенку дощечки – чтобы отскок был неожиданным.
–
Ну, может быть, это помогает. Но я тренируюсь на льду. Бросают шайбу –
лови. Это твоя тренировка. А реакция, рефлексы – они либо есть, либо
нет.
– Вы ведь с Юрием Буцаевым хорошо знакомы.
– Да, мы с ним вместе играли в «Цинциннати» и жили в одном апартменте. Знакомы очень хорошо.
– Слышали, где Юрий находился до недавнего времени?
– Слышал. Юра не мог этого сделать – насколько я знаю его. Я в этом абсолютно уверен.
–Чувствуете, что у известных людей риск попасть в переплет выше?
– В смысле?
–
Безотносительно ситуации с Буцаевым – такой пример. Если любой из нас
напьется и ляжет под забором где-нибудь неподалеку от редакции газеты
или телеканала – этого никто не заметит. Но если то же самое сделает
спортсмен – видео тут же будет в интернете.
– А зачем об этом писать? Просто жареного хочется? Чего вы добьетесь тем, что сообщите это? Прославитесь?
– Вот зачем в хоккей на профессиональном уровне играют – прославиться хотят? Да нет, это работа такая. Кто на что учился.
–
Нет, ну смотрите. Вот вы пишете про человека, который, может быть,
любимый игрок какого-нибудь ребенка. Что он пьяный где-то появился,
упал под забор. Тем самым вы провоцируете разочарование в человеке.
Зачем? Вот в Америке много пишется о благотворительной деятельности.
Люди стараются искать хорошее. Может быть, я избирательно сужу. Но я
так это вижу. Есть хороший человек – пиши о нем.
–
Мы тут спрашивали Александра Овечкина, он не смог ответить. Может, вы
попробуете. У вас есть ощущение, что вы играете в более благополучной
лиге, чем КХЛ?
–
Если вы о сравнении, то, по-моему, его рано еще делать. Может, я
чего-то не знаю, но в течение прошлого сезона я звонил своему товарищу,
который играет здесь, спрашивал – изменилось ли что-то? Он сказал:
поменялись только буквы. Или вот пожалуйста – интервью Эмери. Некоторые
команды не отвечают уровню лиги, некоторые гостиницы – тоже.
– Вас не звали вернуться?
–
Никто пока не звонил. Если поступят серьезные предложения, я буду готов
их рассмотреть после окончания моего контракта с «Финиксом». Сейчас мне
предложат пусть и сумасшедшие деньги – я не брошу «Финикс» и не нарушу
контракт.
– Трудно играть в слабой команде?
– У нас не слабая, у нас перспективная команда.
–
Было бы большой шуткой спросить вас о планах на сезон. Что вы не
загадываете – это понятно. Но строительство планов называется еще и
основательностью.
–
Не знаю, я этим не увлекаюсь. Когда планируешь, жизнь быстро опускает
на землю. Вы меня сейчас, предположим, спросите: хочу ли я вернуться. Я
вам скажу – да. А не вернусь. И какой тогда смысл в моем ответе? Лучше
не сказать ничего – в этом тоже будет ответ.